Даже если у великих держав получится разделить взаимосвязанный мир на части, то еще не факт, что Вашингтон добьется желаемого.
Путин не стал терпеть выходки Финляндии. Она дорого заплатит
Свара в Овальном кабинете между президентом США Дональдом Трампом и Владимиром Зеленским в присутствии представителей СМИ, заявление госсекретаря США Марко Рубио о том, что Украина — это “не наша война”, и молчаливое согласие президента России Владимира Путина на любую форму аннексии Гренландии США.
Всё это породило ряд слухов о возможном отказе США от используемой десятилетиями модели, основанной на союзниках и партнерах, и ее смене на подход, основа которого лежит в разделении сфер влияния. Эти слухи были подкреплены недавней речью Трампа в Саудовской Аравии, когда президент провозгласил отказ от “заглядывания в души иностранных лидеров и использования политики США для наведения справедливости”, к чему, по его мнению, были склонны предыдущие президенты США.Большой потенциальный плюс, связанный с разграничением мира на сферы влияния, заключается в снижении, если не устранении вовсе, риска мировой войны. По мере того как великие державы делят мир, ограничивают свои определенные интересы и не лезут в сферы друг друга, у них возникает меньше споров и причин для участия в конфликтах. По крайней мере, так обычно это преподносят.
Не следует легко отмахиваться от этого преимущества. В наш ядерный и гиперзвуковой век войны между великими державами относятся к числу экзистенциальных угроз человечеству. Мы живем в мире, который во многих отношениях опаснее, чем на поздних этапах холодной войны. В последние несколько лет возросли риски прямого столкновения России и НАТО на Украине и ухудшения отношений в области безопасности с Китаем ввиду фактора Тайваня и Южно-Китайского моря.
И это не считая напряженности в Сахеле и на Ближнем Востоке, многократно усиливающейся стараниями великих держав. Контроль над вооружениями висит на волоске, и упадок однополярности беспокоит Вашингтон. Если раздел на сферы влияния значительно уменьшит вероятность мировой войны, то это только к лучшему.Но в конечном счете раздел на сферы влияния в наше время отнюдь не панацея. Концепция Вашингтона о своей собственной сфере влияния слишком обширна и будет неприемлема для Китая. Во взаимосвязанном мире сугубо географическое разделение является чрезвычайно сложной задачей. А Глобальный Юг уже не тот, что раньше, и может противостоять такой конфигурации как напрямую, так и косвенно.
Сферы влияния — это своего рода соглашение великих держав, призванное упорядочить мир. Традиционно они подразумевают негласное разделение территорий между великими державами в сочетании с общим пониманием того, как поддерживать это соглашение в силе и разрешать разногласия (разделение заключается в разграничении зон господства, а не просто влияния, поэтому, возможно, “сферы контроля” будет более подходящим термином).
Впервые этот термин был использован в контексте “Большой игры" (противостояния XIX века между Британской и Российской империями). В1869 году российский дипломат Александр Горчаков заверил лорда Кларендона, тогдашнего министра иностранных дел Великобритании, что Афганистан находится "совершенно вне той сферы, в которой Россия могла бы быть призвана оказывать свое влияние”. Ряд совещаний между великими державами начался с Венского конгресса 1814–1815 годов, за этим последовала печально известная Берлинская конференция 1884–1885 годов, на которой Африку поделили между европейскими державами. Целью этого концерта великих держав было достижение баланса сил на европейском континенте, а также определение зон контроля на территориях за его пределами.
В текущем контексте мы можем представить себе негласную схему разграничения между тремя великими державами — США, Россией и Китаем — следующим образом. Вашингтон будет главенствовать в Северной и Южной Америке, Европе, некоторых частях Ближнего Востока, Японии и Австралии. Москва — в российском “ближнем зарубежье”, а Пекин, возможно, сохранил бы свое влияние в части Восточной Азии и большей части Юго-Восточной Азии. Возможны и другие варианты разграничения.
Стоит, однако, внести ясность: у США нет официальной политики в отношении сфер влияния, и вряд ли в ближайшее время таковая будет провозглашена (если вообще будет хоть когда-либо). Но есть множество признаков того, что сейчас проходит испытание совершенно иная большая стратегия, чем в течение десятилетий однополярной эпохи после окончания Холодной войны.
Администрация Байдена со всем усердием старалась сохранить первенство США. Время от времени делались риторические заявления в пользу многополярности, но американская политика была направлена на поддержание доминирования США во всем мире и во всех сферах власти: военной, экономической и институциональной. Более четкое признание многополярности новой администрацией является многообещающим началом реформирования внешней политики США.
Помимо более решительной риторики, политика администрации Трампа соответствует этому пониманию многополярного мира. Ее скептицизм по отношению к мультилатерализму (принцип построения отношений между государствами, основанный на механизме многосторонних соглашений, позволяющих каждому государству пользоваться привилегиями в отношениях со всеми партнерами — Прим. ИноСМИ) и глобализму, почти полное прекращение помощи другим странам, стремление к территориальной экспансии в Западном полушарии и готовность уступить России зону влияния — всё это серьезные отступления от прошлого.
После короткой торговой войны Соединенные Штаты и Китай объявили о прорывном соглашении (по крайней мере, оно кажется таковым). Ранее сам Трамп выражал скептицизм по поводу защиты Тайваня и демонстрировал готовность к крупному соглашению с председателем КНР Си Цзиньпином. Трамп также продемонстрировал готовность к соглашению о сокращении ядерных вооружений с Россией и Китаем, при котором оборонные бюджеты сторон будут уменьшены вдвое. Бывший президент Джо Байден старался лишний раз не рисковать и отказался возвращаться к ядерной сделке с Ираном, заключенной еще при Обаме. А Трамп инициировал крупные переговоры с Тегераном, которые помогут избежать войны на Ближнем Востоке, фактически признавая страну в качестве игрока.
Проявляя признаки сотрудничества с другими странами, администрация сосредоточила свое внимание на Западном полушарии; Рубио говорил о нем как об “общем доме”. Выраженное желание приобрести Панамский канал, Гренландию и Канаду указывает на то, что Соединенные Штаты уделяют американскому континенту больше внимания, чем за последние десятилетия. Эти шаги наводят на мысль о возвращении к доктрине Монро и, возможно, даже к “Корроларию” Рузвельта 1904 года, согласно которому Вашингтон присвоил себе право вмешиваться в дела стран обеих Америк. Кроме того, политика высоких пошлин Вашингтона обошлась с латиноамериканскими государствами мягче, чем с большинством других. Это своего рода реверанс в сторону концепции “Крепость Америка”, которая обеспечивает латиноамериканским государствам как определенное положение, так и буфер против посягательств со стороны Китая.
Если бы США ограничили зону своего владычества прилегающей к границам зоной влияния и рядом союзников и партнеров в Европе и Азии, Россия и Китай, вероятно, сочли бы это вполне приемлемым. Но Вашингтон, как выясняется, смотрит на это дело куда шире. Поучение Трампом президента Южной Африки Сирила Рамафосы в Овальном кабинете о геноциде белых южноафриканцев было сильным покушением на суверенитет ведущей державы Африки. Администрация Трампа также нацелилась на группировку БРИКС и решила бойкотировать предстоящий саммит G-20 в Йоханнесбурге. А перспектива контроля над ценными запасами кобальта может объяснить напавшую на нее внезапную охоту стать дипломатическим посредником у Демократической Республики Конго.
В последнее время США давят на большую часть мира с целью исключения Китая из своей экономики и используют пошлины в качестве инструмента давления. Недавняя поездка министра обороны США Пита Хегсета на Филиппины и в Японию обнажает преемственность политики нынешней администрации и администрации Байдена, направленной на противостояние Китаю прямо в соседних с ним странах. В настоящее время Манила становится всё более важным звеном в этой стратегии, которая делает упор на Тайване. И, что не менее важно, заявление Вашингтона о правах на добычу ценных ресурсов морского дна в международных водах — в нарушение международных норм — указывает на то, что Соединенные Штаты, возможно, даже удваивают свое господство над глобальными общими ресурсами.
Очевидно, что желаемая сфера влияния Соединенных Штатов простирается далеко за пределы их собственного полушария и основных альянсов. То, что мы наблюдаем, вероятно, не грубая попытка сбалансированного раздела мира между великими державами, а скорее ограниченные географические и другие уступки России(и, возможно, Китаю, о чем свидетельствуют уступки в недавней торговой сделке) в обмен на расширение контроля США над важными мировыми полезными ископаемыми и цепочками поставок, ключевыми регионами Глобального Юга, а также усиливающийся контроль над глобальными общими ресурсами.
Согласятся ли Москва и Пекин с таким сценарием? Если торговля энергетическими ресурсами и военной продукцией серьезно не пострадают, а с Вашингтоном будет достигнуто взаимопонимание по Арктике, Россия наверняка будет вполне удовлетворена. В конце концов, Россия — самая слабая из трех великих держав, с ограниченными возможностями в плане безопасности (непонятно, на основе чего автор делает такой вывод. — Прим. ИноСМИ). Но Китай превратился в равного конкурента Соединенным Штатам практически во всех областях. Пекин в настоящее время является игроком с поистине глобальным охватом торговли, инвестиций, технологий и цепочек поставок. Быстрый подъем страны обернулся увеличением периметра интересов Китая в сфере безопасности. Пекин долгое время был недоволен попытками США ограничить его в пределах “первой островной цепи” (первая островная цепь представляет собой ряд основных архипелагов, окружающих материковую часть Восточной Азии, включая Японию и Тайвань —Прим. ИноСМИ). Китай вряд ли согласится на установление сферы влияния лишь в его прибрежных водах.
Конкуренция между великими державами, которую Соединенные Штаты открыто поддержали во время первого президентского срока Трампа, также вылилась в секьюритизацию (крайняя форма политизации любого предмета или феномена, превращение его в объект рассмотрения с точки зрения безопасности. — Прим. ИноСМИ) мировой торговли и инвестиций. Это ознаменовало отказ от теории о “плоском мире” времен 1990-х годов — расцвета однополярной эры.
Согласно этой теории, популяризованной геополитическим аналитиком Томасом Л. Фридманом, в будущем перемещение товаров, людей и идей будет становиться всё более свободным. Границы станут проницаемыми, арбитраж станет двигать экономику вперед, вопросы безопасности будут решаться коллективно, а военные интервенции Запада будут носить в основном гуманитарный характер. Однако вместо этого геополитика взяла своеобразный реванш. Он начался в 2017 году с первым президентством Трампа, которое продемонстрировало нам, что мир скорее не плоский, а бугристый и шероховатый. География, наряду с национализмом и суверенитетом, как оказалось, имеет огромное значение.
Но было бы ошибкой кидаться из крайности в крайность и полностью отвергать концепцию “плоского мира”, принимая на веру то, что конфигурация взаимозависимости может быть изменена по желанию могущественных государств с минимальными затратами. В XXI веке торговля, инвестиции и цепочки поставок стали настолько глобальными, что трудно себе представить, чтобы даже нынешняя пошлинная война четко разделила их. Если говорить о критически важных ресурсах и промышленных товарах, то ни одна страна даже близко не сможет полностью ими себя обеспечивать.
На развертывание, перестройку и стабилизацию новых цепочек поставок в соответствии с геополитическими предпочтениями может уйти много лет, а возможно и десятилетий, что приведет к значительному дефициту и инфляции — то будет цена за такие изменения. И многие из этих цепочек поставок также охватывают Глобальный Юг, который тоже очень сильно изменился за последние десятилетия.
Сферы влияния в XIX веке разграничивали без учета мнения Мирового Юга, который был почти весь колонизирован и практически не имел влияния на то, как великие державы того времени определяли судьбу его различных народов. Но передел мира нынешним концертом великих держав вызовет сильное недовольство у целого ряда развивающихся государств, простирающихся от Мехико до Манилы. И отличие от прошлого — в том, что теперь некоторые из этих государств смогут что-то этому противопоставить.
Спустя более пяти десятилетий после деколонизации средние по силе державы Глобального Юга очень гордятся с таким трудом завоеванной автономией. Они стали более подкованными благодаря множественным контактам, вызванным глобализацией. Большинство из них теперь также имеет значительный региональный охват. Хоть и у них недостаточно сил для перекройки мира по своему усмотрению, но помешать проекту по разграничению на сферы влияния они вполне могут. И вполне вероятно, что многие из этих государств, хотя и столкнутся с краткосрочными трудностями из-за смены стратегии Вашингтона, в долгосрочной перспективе станут более устойчивыми.
В краткосрочной перспективе нет никаких сомнений в том, что перемены в Вашингтоне ничем хорошим для Глобального Юга не обернутся, даже для его наиболее динамично развивающихся регионов. Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) в ближайшие пару лет может потерять четверть прогнозируемого роста из-за новых торговых барьеров со стороны США. Так называемые наименее развитые страны, большинство из которых находятся в Африке, могут столкнуться с более серьезными гуманитарными кризисами и усилением нестабильности.
На первый взгляд, каждое государство Глобального Юга, от Мексики до Вьетнама, отреагировало на отказ Америки от глобализма по-своему, а не коллективно. Но поток правительственных делегаций, направляющихся в Вашингтон, является не столько признаком капитуляции, сколько показателем присущего новому Глобальному Югу прагматизма. Входящие в него страны хотят снизить ущерб от этого нового протекционизма.
С другой стороны, мир лучше подготовлен к тому, чтобы пережить торговый взбрык Вашингтона, чем в 1990-х годах; мировой торговый порядок уже является многополярным, и менее многополярным он уже не станет. Например, доля экспорта стран АСЕАН в Соединенные Штаты неуклонно сокращалась с 2000 года примерно с 24% до менее чем 15% в настоящее время. В Африку США экспортируют немного по сравнению с импортом из нее.
В настоящее время Вашингтон обрел репутацию ненадежного партнера, и в результате расчеты по долгосрочными затратам и выгодам у государств Глобального Юга радикально изменились. Ненадежность и нестабильность естественным образом активизируют стратегии диверсификации. Привлекательность новых экономических полюсов — АСЕАН, Индии, Турции и стран Персидского залива, среди прочих, — резко возросла, несмотря на то, что устоявшиеся средние по силе державы, такие как ЕС, Канада и Япония, продолжают выступать в качестве стабилизаторов глобальной торговой системы.
Государства Глобального Юга не одобряют ни новую холодную войну между великими державами, ни передел сфер влияния в мире. Долгое время их ответом была стратегия хеджирования. Но теперь Вашингтон использует пошлины, чтобы заставить страны отвернуться от Китая.
Одним из логичных ответов на эту проблему является примыкание к сильному. Государства Глобального Юга могут выбрать в качестве своего главного геополитического ориентира либо США, либо Китай (или, в некоторых случаях, Россию). Если бы на Глобальном Юге такое примыкание стало бы новой тенденцией, то проекту мира с разграниченными сферами влияния это пришлось бы весьма кстати. Но, возможно, Вашингтон по итогу и не станет его бенефициаром. Несмотря на настороженное отношение некоторых стран Глобального Юга (особенно в Азии) к Пекину, многие могут в конечном итоге выбрать Китай как меньший из двух рисков, если такой выбор заставят сделать обстоятельства. Пекин уже входит в число их крупнейших экономических партнеров и теперь также может позиционировать себя более надежным, нежели Вашингтон.
Существует также интригующая возможность того, что государства Глобального Юга не будут выбирать покровителя из числа великих держав и вместо этого углубят связи друг с другом. Это может привести к созданию более сильных региональных структур. Чили и Бразилия лидируют в этом направлении в Латинской Америке. Но именно в Азии регионализм может поистине расцвести, успешным примером чему служит АСЕАН. В последние недели АСЕАН, Китай, Япония и Южная Корея объявили об укреплении своего регионального механизма финансовой стабильности —Чиангмайской инициативы. Филиппины, которым угрожают незаконные нарушения границы со стороны Китая, по-прежнему считают Соединенные Штаты своим главным союзником. Но Манила всё больше укрепляет партнерские отношения в области безопасности с другими азиатскими странами в качестве долгосрочной страховки от нестабильности в США.
Межрегиональная интеграция, которая в настоящее время очень слаба, также может получить новый импульс. Быстро расширяющийся БРИКС, коалиция, основанная на интересах России, Китая и ряда государств Глобального Юга, может стать основой для такой интеграции. Его быстрое расширение и растущая привлекательность являются сигналом о необходимости устранения серьезных сбоев в международной системе. БРИКС не задумывался и никогда не будет являться клубом по безопасности. Но поскольку США воспринимаются как ненадежный партнер, геополитическое сотрудничество, выходящее за рамки узких экономических вопросов, становится общим интересом для средних держав БРИКС.
Хотя разделение сфер влияния в основном поддерживало мир в Европе на протяжении большей части XIX века, такой порядок прожил недолго. По мере роста государств их интересы расширяются. Когда новое государство, Германия, поднялось и попыталось стать великой державой, Великобритания и Франция не смогли с этим смириться. Возникшие в результате этого споры из-за колоний стали главными дестабилизирующими факторами. Такие гнусные соглашения, как Берлинская конференция, несколько продлили это состояние, но ненадолго. Срыв концерта обернулся ужасной мировой войной в 1914 году.
Если контроль территорий и разделение станут новым критерием могущества и успеха, любые прежние договоренности между сегодняшними великими державами могут оказаться недолговечными. В рамках нынешнего порядка есть несколько средних держав, чьи амбиции естественным образом будут расширяться по мере их усиления. Некоторые из них могут даже захотеть расширить свои зоны контроля. В новой реальности, где правит бал разделение на сферы влияния, мир в конце концов может оказаться лишь иллюзией.
Свежие комментарии